Тридцать лет назад на Чернобыльской АЭС произошла самая масштабная авария за всю историю атомной энергетики. В ночь на 26 апреля 1986 года серия мощных взрывов полностью разрушила четвертый реактор, обломки графитовых стержней разнесло по округе, выброшенные в атмосферу продукты деления ядерного топлива были развеяны воздушными потоками на тысячи километров от места аварии. Радиоактивному загрязнению подверглись территории многих стран, но больше всего пострадала европейская часть России (57,1 тысяч кв. км), Белоруссия (46,6 тысяч кв. км) и Украина (41,75 тысяч кв. км).
Взрывом были выброшены наружу раскаленные осколки, и на крыше реактора, покрытой гудроном, занялось более тридцати очагов пламени. Пожарные, сменяя друг друга, трудились всю ночь. Руководил тушением смертельного огня майор Леонид Телятников. О высочайшем уровне радиации (тысячи рентген в час) в зоне возгорания ничего не было известно. Информация появилась только в 3:30 утра, да и то в виде предположений – из имеющихся военных дозиметров, рассчитанных на 1000 рентген, один вышел из строя, а другой оказался недоступным из-за возникших завалов.
Руководители пожарных расчетов Владимир Правик, Виктор Кибенок, Василий Игнатенко умерли в тот же год в Москве. Леонид Телятник пережил друзей почти на 20 лет – скончался от рака в 2004 году. В ту ночь с пожаром боролись 69 мужчин. Молодых и сильных, полных надежд и планов. Но тогда они не думали ни о себе, ни о семьях. Перед ними стояло адово пламя, которое они потушили ценой собственных жизней.
Имена этих пожарных знакомы не многим. Как неизвестны имена и 90 тысяч строителей, которые за 206 дней – с июня по ноябрь 1986 года – из 400 тысяч кубометров бетонной смеси и 7000 тонн металлоконструкций возвели над реактором арочное сооружение «Укрытие», позднее названное «саркофагом». А ведь эти люди спасли нас всех от катастрофы планетарного масштаба. До сих пор невозможно точно оценить ее влияние на здоровье людей. По разным оценкам, из-за развития рака, связанного с радиоактивным заражением, умерло от 200 тысяч до 1,5 миллионов человек.
После укрощения пожара реактор засыпали инертными материалами. Сначала это привело к уменьшению мощности радиоактивного выброса, но затем температура внутри шахты реактора стала возрастать, что привело к повышению количества выбрасываемых в атмосферу радиоактивных веществ. Выбросы снизились только к концу первой декады мая. Люди ходили на работу и в гости, водили детей в школу и детский сад, шли в колоннах на первомайской демонстрации и параде Победы. Лишь в Припяти – городе, построенном в 1970 году рядом со станцией для работников и их семей, – шла эвакуация. Из личных вещей разрешали брать только документы и ценные вещи. Люди думали, что уезжают на время, а оказалось – навсегда.
Кто, если не мы?
«С точки зрения нашей культуры думать о себе – эгоизм.
Слабость духа. Всегда находится что-то большее, чем ты».
Эвакуация началась на следующий день после аварии. Людей решили вывозить автобусами прямо от подъездов жилых домов. В ночь на 27 апреля участковые вместе с сотрудниками паспортного стола обошли всех жителей, по каждому подъезду составили карточки с количеством взрослых, детей, лежачих больных. Для организации эвакуации каждый подъезд курировали по два работника милиции. Очевидцам близлежащих населенных пунктов запомнился бесконечный транспортный поток в сторону Припяти. Утром людей ожидали 1200 автобусов, 360 грузовых автомобилей и два дизельных поезда. К вечеру все 47 тысяч жителей были эвакуированы.
В городе остались работники ЧАЭС и коммунальных служб и тысячи военнослужащих, направленных на ликвидацию аварии. А 29 апреля на помощь местным милиционерам прибыли коллеги-добровольцы со всей страны. Среди них и капитан милиции Александр Хаиров. «Я должен был ехать в командировку, но к трагедии в Чернобыле не смог остаться равнодушным, – вспоминает он. – Таких как я добровольцев было более тысячи. Из наших ребят – 75 человек – в живых остались только я и мой товарищ – оперативник Сергей Трофимцов».
Александру Хаирову было 39 лет. В Харькове осталась семья. В Припяти милиционеры обходили пустые дома и ставили сигнализацию на подъездные двери, чтобы оперативно реагировать в случае попыток проникновения. Возвращались в наспех брошенные жилища не только хозяева, но и мародеры. Объяснить людям смертельную опасность было непросто. Радиация – враг невидимый, неосязаемый. Да и сами милиционеры до конца не осознавали всю серьезность ситуации. «Жили мы в подземных бункерах, одежду не стирали, а просто меняли ее каждый день. Продукты и воду нам завозили из Киева», – вспоминает Александр.
Милиционеры ежедневно обходили пустой город, знали каждый закоулок. И поэтому отряд долго не выводили из зоны. Только когда человеку становилось совсем плохо, его с диагнозом «язва желудка» или «сердечно-сосудистая дистония» отправляли домой. О радиационном облучении говорить запрещалось. Изредка выезжали в Киев, пересекая три КПП. На каждом из них оставляли машину и пересаживались в «чистую».
К концу лета начали возвращаться люди – выкопать картошку. А еще раньше в родные дома тайно пробирались старики. Военные, которые проводили дезактивацию прилегающих к станции территорий и населенных пунктов, вывозили их за пределы зоны, а люди возвращались снова. «В конце концов, мы закрыли на это глаза, даже еду им носили, – рассказывает Хаиров. – Поразительно, какая тяга у человека к родным местам. Объясняешь, что опасно, повсюду фонит, а он смотрит на тебя и улыбается. Мол, здесь родился и помирать тут буду. Думаю, они живут там до сих пор».
Александр покинул Припять в декабре. Стало плохо, потерял сознание. С диагнозом «дистония» был госпитализирован. «Нас не принуждали туда ехать. Просто никто толком не понимал, что такое радиация. Говорят, что ее не видно. Но это не так. Я видел желтоватое облако, после него ощущение, что все вокруг желтое, мерцающее. Или у женщин ноги становятся ярко-розовыми от выпавших осадков, – вспоминает Александр Хаиров. – Радиация неравномерна, будто разбросана пятнами. И в Припяти есть безопасные места. Говорят, что леса очистились, вернулись птицы и животные. Я туда за эти годы ни разу не съездил. Не было желания».
Погружение в тишину
«В жизни страшное происходит тихо и естественно...»
Первые годы после аварии город Припять стал местом паломничества местных жителей, навещавших могилы близких и мечтающих хотя бы еще разок взглянуть на родной дом, если он сохранился, а также охотников за брошенными ценностями, аппаратурой, металлом. Позднее, когда город покинули все, а территория вокруг него стала охраняемой зоной отчуждения, сюда неудержимо потянуло искателей приключений, называющих себя сталкерами.
В повести Стругацких «Пикник на обочине» профессия сталкера была криминальной: «Так у нас в Хармонте называют отчаянных парней, которые на свой страх и риск проникают в Зону и тащат оттуда все, что им удается найти». Проникновение носило вполне прагматичный характер – утащить из зоны артефакт («хабар») и сбыть его за деньги. Правда, каждый поход в Зону таил в себе множество опасностей, когда каждое действие означает выбор между жизнью и смертью, когда интуиция важнее разума.
Первые чернобыльские сталкеры тоже были преследуемыми нелегалами. Именно они стали авторами первых граффити и знаменитых на весь мир фотографий. Кстати, первыми и, пожалуй, самыми отчаянными сталкерами можно назвать группу физиков-энтузиастов, которые в 1991 году полулегально вели исследования на ЧАЭС. С ними внутри четвертого реактора оказалась фотожурналистка Виктория Ивлева, где получила облучение в 5 бэр – тогдашнюю годовую дозу для профессионалов. Ее снимки разошлись по всему миру. В России фотографии впервые были опубликованы в «Новой газете» только в 2004 году.
В последние годы интерес к зоне отчуждения возрастает. Отчасти благодаря популярным компьютерным играм, а также множеству блогов и сайтов с завораживающими фотографиями мертвого города. Предложение групповых туров в Припять от 1 до 7 дней с проживанием «в служебной гостинице Чернобыля», с сопровождением лучшими гидами и калькулятором стоимости можно найти, например, на сайте www.chernobyl-tour.com. Таких предложений, на самом деле, множество. Кроме групповых автобусных туров можно найти проводника-одиночку, готового за приемлемую плату провести с вами весь день в зоне.
Через 25 лет после аварии на ЧАЭС белгородец Сергей Майлатов с другом на мотоциклах отправились в город-призрак. Сергею хотелось попасть в прошлое, а приятель мечтал запечатлеть, как природа неотступно отвоевывает свое. Доехали до города Малин, там переночевали, купили кеды всего за 18 гривен, причем продавец был готов продать всего один. Утром друзья пересели в машину проводника и вскоре оказались в Чернобыле. Удивило, что город жилой, нет только инфраструктуры. Проводник объяснил, что здесь живут сотрудники ЧАЭС, поддерживающие работу уцелевших реакторов.
По пути в Припять пересекли три КПП – в двадцати и десяти километрах от города и на въезде в него. Из машины не выходили, но по рекламе на зданиях было ясно, что турпоток в зоне отчуждения – дело привычное, хотя и полулегальное. Заехали на станцию – единственное место, где есть жизнь. Ухоженная территория, ездят машины, в канале плавают огромные сомы. Четвертый реактор герметично зашит огромными плитами. Кстати, физики-сталкеры в 1991 году пытались выяснить, сколько тонн ядерного топлива осталось внутри реактора.
На знаменитое кладбище машин решили не ехать, проводник объяснил, что там сильно фонит. Поколесили по городу, издалека посмотрели на «грязный мост», куда упало множество обломков графитового стержня из реактора. Побродили по некогда жилым домам, где все двери в квартиры были сорваны, а внутри кроме старых матрасов, сорванных штор, отвалившихся обоев, можно было наткнуться на семейный фотоальбом. Лица из прошлого смотрели беззаботно и весело, и от этого становилось еще более жутко и неуютно. «Мы с другом разделились, я оказался в квартире один, – вспоминает Сергей. – И в какое-то мгновение меня охватил ужас от того, что случись что-то, нас здесь даже искать никто не будет! Но отпустило быстро. Так много всего еще хотелось увидеть».
Затем поехали в школу и ДК «Энергетик». Сквозь асфальт проросли тополя и какие-то кусты, окна и двери выбиты, внутри зданий обвалившаяся штукатурка, сорванный пол. Поразительными были два помещения – на полу одного свалены тысячи противогазов, а другого – книги. Парты разобраны, доски сорваны, болты сложены в аккуратные кучки. В окно дворца культуры открывается вид на колесо обозрения. «Все время не покидало чувство подавленности, – рассказывает Сергей. – Говорить не хотелось, давящую тишину нарушали только наши шаги и щелчки фотоаппаратов».
Так, в молчании, и двинулись обратно. По пути заехали на советскую загоризонтную радиолокационную станцию «Дуга». Это грандиозное сооружение служило системой раннего обнаружения пусков межконтинентальных баллистических ракет. «Дуга» находится примерно в 10 километрах от ЧАЭС.
На первом КПП прошли успешно проверку на «чистоту» – ловушек удалось избежать. Артефактов, правда, с собой не вывезли. Да и сомнительна ценность сувениров из Припяти, согласитесь. Зато сделали сотни фотографий, часть из которых вы видите здесь.
Работа над ошибками
«Посмотрите на природу… У неё надо учиться… Природа ведет себя разумнее, чем человек. Она стремится к первобытному равновесию. К вечности».
Город-призрак включен в список Всемирного наследия ЮНЕСКО как памятник самой ужасной техногенной катастрофы в истории человечества. Этот город умер совсем молодым, ему не было и 16 лет. В 1972 году был уложен первый бетонный блок в фундамент электростанции. Вместе с ней ударными темпами возводились жилые здания, кинотеатры, дома культуры, дворец пионеров, спортивные комплексы, парки отдыха. На всесоюзную стройку ехали люди со всей страны. Средний возраст населения был всего 26 лет. Ежегодно в Припяти появлялось на свет более тысячи детей. Город считался образцовым, сюда постоянно привозили иностранные делегации, чтобы продемонстрировать, как хорошо живет советский народ. К середине 80-х в Припяти проживало почти пятьдесят тысяч человек 25 национальностей. Где сейчас эти люди, живы ли они, выросли ли дети, тетрадки и аттестаты которых так и остались в брошенной школе?
Зона не совсем безлюдна. Сейчас в окрестностях Припяти проживает около 500 «самосёлов». Это вернувшиеся в родные места люди, не сумевшие или не захотевшие начать жизнь в чужих краях. В городе функционируют лишь четыре объекта: станция для фторирования воды, КПП, специализированная прачечная и гараж для автомобилей, вывозящих радиоактивные отходы.
Ежегодно в конце апреля в Припять приезжает несколько тысяч человек – бывшие жители и ликвидаторы аварии. Кого-то влечет сюда тоска по юности, прошедшей в этих местах, кто-то хочет встретиться с коллегами и друзьями и помянуть тех, чьи жизни унесла ядерная катастрофа. И не иссякает поток туристов со всех уголков земного шара. Безопаснее, конечно, организованные экскурсии. Но тогда не получится ощутить всей гаммы чувств, что удалось испытать Сергею Майлатову, стоя в гнетущей тишине среди обломков чьих-то жизней. Все часы здесь остановились тридцать лет назад, птицы свили гнезда в оконных рамах, а сквозь асфальт проросли деревья. Наверное, испытав это, начинаешь с новой силой ценить то, что имеешь. Возможно, именно за этим едут люди в Припять.
*Все цитаты из книги Светланы Алексиевич «Чернобыльская молитва. Хроника будущего».
для комментариев используется HyperComments