Талантливые люди как хорошее вино – гармоничное сочетание глубины цвета, вкуса, аромата рождает мощный аккорд наслаждения, заставляет звучать затаенные струны души, разверзает неведомые глубины, заглянуть в которые одновременно страшно и нестерпимо желанно. Зато, решившись погрузиться в эту глубину, можно стать обладателем настоящих сокровищ. И остается лишь удивляться, как же это просто – стоило лишь руку протянуть.
Талантливым людям однажды становится тесно в самих себе. Они выворачиваются наружу в поиске отклика родственной души, отчаянно тянутся к нам созвучием нот, слов, штрихов и цвета. А бывает так, что в цвет вплетаются слова, штрих прорубает смысл, в соседстве мазков слышится музыка.
Начало весны подарило мне встречу с необыкновенным художником. Самоучка, который начал рисовать, потому что больше не мог удерживать в себе лавину из чувств, эмоций, звуков, слов, вкуса, аромата, цвета. Знакомьтесь, Сергей Бастаджян. Я замираю в наслаждении и отдаю вас в умелые руки художника. Поверьте, путешествие это скучным не будет.
«Фарерские острова»
Холст, масло 70×80 см
Суровое место. Как народ здесь живущий. Природа миллионы лет назад, извергая беспощадные и бездонные реки лавы, вложила силу в эту землю. Силу, которую сложно измерить, проверить. Сотни тысяч лет ветер, море и время разламывают, обрывают, точат застывшие черные волны скал, рубят на кусочки, но не могут покорить. Лишь придают гордой, величественной красоты этим местам, покрытым жесткой шерстью лесов. Мощь и красота передаются людям, земля дает силы, небо закаляет, родная вода утоляет жажду.
Мне всегда была близка северная природа, горы и снега привлекают меня. Южная природа бесподобна, но ощущение силы дает именно суровый климат. Иногда я думаю о том, как бы сложилась моя жизнь, будь я там в одном из племен норманнов во времена викингов. Десять веков разделяют нас. Я был бы искусным кораблестроителем и кузнецом – дерево и металл послушны в моих руках.
Мало кто из воинов-мужчин переживал сороковую зиму. Жизнь на грани, чувства обострены. Меч и топор были бы моими верными друзьями. Кроме них, уходя в поход, я взял бы с собой локон золотых волос своей женщины и долго смотрел бы в ее небесные глаза, покидая дом.
P. S. Спасибо «Fever Ray» за атмосферную музыку, она помогала мне писать.
«Blue»
Холст, масло 70×100 см
Девять утра, а жаркое июльское солнце, от переизбытка любви, уже раскалило мою спину, не оставив и следа от дремавшей на ней росы. Но меня это не особо волнует, я привык к его обжигающим лучам и чувствую, как мое тело прогрелось полностью. А по ночам, лежа на остывающей земле, я отдаю ей свое тепло без остатка. По мне видно, что я чужак в этих краях. Гладкие, черные, чуть шершавые базальтовые бока выдают во мне южанина, хорошо знакомого с морем. Я лежал, как обычно погруженный в свои мысли, застряв на далеких границах полусна.
Внезапно чья-то рука подняла меня с земли, мгновенно впитав часть моего тепла ловкими детскими пальцами и, подгоняемая звонким смехом, понесла прочь с належанного годами места. Все закружилось, затряслось, замелькало.
– Какая глубина там, как думаешь?
– Бросай! – подгонял искрящийся смехом голос.
Я на секунду завис над темным кругом, лопатками почувствовав прохладную пустоту под собой. Ни одной мысли не пронеслось в голове, как будто это происходит не со мной, а я просто смотрю со стороны.
Пальцы разомкнулись. Секундная невесомость и круглые стенки колодца, подобно вертикальному железнодорожному тоннелю, резко стали ускоряться вверх, приближая холодный бездонный мрак. Я летел спиной вниз, наблюдая, как голубой круг неба уменьшается, прощаясь со мной. Полет казался бесконечным, на одном долгом выдохе.
Удар об воду привел меня в чувства, разносясь по мокрым стенам стайками звонких голосов, подобно белкам, зигзагами устремляясь вверх.
– Ого! Ты видел?! – прозвучало как из медной бочки последнее, что я успел услышать, и вода схлопнулась надо мной. Последним теплом, которое осталось после оплаты падения, я рассчитался за плавное погружение. Следующую вечность я проведу в холодном, давно забытом спокойствии. Теперь я – подводный камень.
«Четыре»
Холст, масло 70х80 см
Неприятно прожужжав, пуля шлепком разорвала тело дремавшей всю зиму сосны, брызнув обжигающими щепками. Третий выстрел прошел совсем близко. От человека пахнет злобой и бессилием. Не первый день он выслеживает меня, расставляет коварные капканы, чей подлый укус выворачивает болью лапу. Чужак пришел без приглашения, бесцеремонно ворвался в мой дом, принеся с собой огонь, запах пота, бензина и табака. Настырный гость не дает мне отдыха, преследует, заставляет путать следы. Не остается времени на отдых и охоту, я не ел уже несколько дней, устал. Но злость гонит меня, ищет способ подобраться поближе, закончить эту пляску.
Вдруг я почувствовал тонкий запах надежды. Рывками, вспугиваемый ветром, донесся запах костра и еды. Значит он сел передохнуть. Инстинкт погнал меня вперед, мобилизовал силы. Запах усиливался, слоями повисая в морозном воздухе, безжалостно испытывая меня и дразня. Я обхожу холм, из-за которого зимними совами вспархивает манящий дым. В два прыжка взбираюсь на выступ, приближаюсь к краю, крадусь. Лапы местами проваливаются в снег, но тело плывет плавно, лишь лопатки осторожными булыжниками ходят напряженными волнами под кожей.
Чувствую запах чужака. Мое тело натянулось, чувства обострились. Адреналин неприятно тянет живот, клыки по-кошачьи бесшумно оголились. Едкий, неприятный запах табачного дыма поцарапал нос, осев горечью в пасти. Я у самого края. Человек сидит на заваленном дереве ко мне спиной, опершись на ружье, устало дышит нервными клубами пара, озирается и постоянно поправляет тяжелую мохнатую шапку. Он на расстоянии прыжка, никого вокруг. Действовать нужно сейчас, идти до конца, только я и он. Я не намерен уходить со своей территории.
«Me constituo»*
Холст, масло 40×50см
Люблю некоторые слова за то, как они звучат. Не столько за смысл, сколько именно за звучание. Высшее наслаждение – когда и звук, и смысл дополняют друг друга. Иногда знакомые всю жизнь слова открываются совсем с другой стороны, если мы их произносим не так, как обычно.
Например, слово «дрянь» с чуть-чуть раскатистым «р-р-р». Сразу поясню, мне не нравится, когда его используют для оскорбления, для чего-то грязного или злого. Исключительно в положительно-ироничном произношении или провокационно-интимном. Нравится именно момент липуче-трескучего соскальзывания языка с буквы «д» на «р-р-р». Когда подпираемая эмоциями и воздухом «д» выталкивает язык, стремясь вырваться наружу, неся свой провокационный смысл: «Д`р-р-рянь!»
Так бывает, когда смотришь в лицо своей женщине, которая отвечает тебе вызывающе-манящим взглядом, и не в силах сдерживать желание, тянешь ее к себе за небрежно расстегнутую рубашку, которую она стащила у тебя.
«Д`р-р-рянь».
*Me constituo( лат.) – мне решать
«Черная гора»
Панель, масло 70×100 см
– Что мне нужно делать?
– Обойти скалу вокруг, она все сделает сама. Увидит, кто ты.
Голос жреца звучал спокойно, но от этого становилось еще тревожней.
– Она не может ошибиться? – искал я возможность успокоиться или убедить всех, что мне это не нужно.
– Нет, – отрезал жрец.
Я уже давно понял, что ритуала не избежать, и последняя надежда испарилась с этим твердым «нет».
– Кем я могу стать? И что это за место?
– Пора, – опустив тяжелую ладонь на плечо, подтолкнул меня вперед жрец.
Я сделал шаг. Ноги не слушались, но я понимал, что мне придется обойти черную гору, есть только этот путь, иначе живым мне отсюда не уйти. Десятки чужих, недоверчивых глаз провожали меня, пока не скрылись последние за каменным уступом.
Я пришел в себя от того, что порыв ветра отшвырнул меня в сторону, перевернул. Я в ужасе почувствовал, что падаю, и падаю в полной темноте, беспомощно озираясь. Еще с большим ужасом я осознал, что это не тьма вокруг, это я ничего не вижу. Ветер продолжал трепать меня, резко затихая и накатывая вновь в непредсказуемом вихре. Неумело старался я поймать потоки, зацепиться за непослушный воздух, махал руками, изгибался всем телом.
Неожиданно я почувствовал, что ухватился за ветер, как будто понял его природу, словно всегда знал его. Я перестал стремительно падать и начал парить. В этот момент ко мне вернулось зрение. Недолго все было размытым, а затем я увидел рваные перья облаков вокруг себя, бездонное небо, а далеко внизу – бескрайние горы, уходящие за горизонт. Мои крепкие темные перья подружились с небом, тело стало невероятно легким. Я летел, плавно взмахивая сильными крыльями, приручив ветер.
Гора сделала меня птицей.
«На моей луне»
Фрагмент
Фактура картины, написанной маслом – такая же неотъемлемая часть работы, как сюжет и цвет. Она схожа с бэкстейджем при съемке. Когда я смотрю чужие полотна, то вижу, как работал художник. Где кисть была мягкая, а где жесткая, где он вытер краску тряпкой, а где бережно уложил мастихином, когда писал взволнованно, а когда спокойно. Проявляется история работы, ее характер. Конечно, видно не все, как не видно и всю душу художника – всегда есть тайные уголки.
Хочешь увидеть больше – всегда смотри вживую.
для комментариев используется HyperComments